"Еще не раз Вы вспомните меня" (окончание)

Для добавления статей или ссылок на статьи.
Ю. Лугин
Сообщения: 2
Зарегистрирован: 12 июн 2011, 19:57

"Еще не раз Вы вспомните меня" (окончание)

Сообщение Ю. Лугин » 12 июн 2011, 20:11

Картина 5.

За все теперь настало время мести.
Обманный, нежный храм слепцы разрушат,
И думы, воры в тишине предместий,
Как нищего во тьме, меня задушат.

Кабинет Якобсона. Ночь.
За освещенным керосиновой лампой столом вальяжно восседает АГРАНОВ, рядом, подобострастно поджав ноги, сидит ДЗЕРЖИБАЕВ.

АГРАНОВ (читает).
«Я, нижеподписавшийся, допрошенный в качестве обвиняемого, показываю:
Фамилия: Гумилев
Имя отчество: Николай Степанович
Возраст: 35
Происхождение: из дворян
Место жительство: Петроград, угол Невского и Мойки, в Доме Искусств
Род занятий: писатель…
Показания по существу дела:
Месяца три тому назад ко мне утром пришел молодой человек высокого роста и бритый, сообщивший, что привез мне поклон из Москвы… Через несколько дней он принес мне несколько номеров каких-то газет. Прочтя эти номера и не найдя в них ничего для меня интересного, я их сжег…» (Устраивается на стуле поудобнее и нечаянно локтем сбрасывает на пол кипу бумаг.)

ДЗЕРЖИБАЕВ торопливо собирает уроненные бумаги

АГРАНОВ (усмехнувшись, продолжает читать). «Приблизительно через неделю он пришел опять и стал спрашивать меня, не знаю ли я кого-нибудь, желающего работать для контрреволюции, <…> и сообщил, что эта работа может оплачиваться<…>»
ДЗЕРЖИБАЕВ (собрав бумаги, усаживается на место). Почему он не называет этого бритого по имени?
АГРАНОВ. Знакомство с подобными людьми и явилось основанием для ареста. Гумилева просто спросили: подтверждает ли он показания Таганцева, и он, не называя имен, подтвердил. (Продолжает читать..) « <…> В начале Кронштадтского восстания мне предложили принять участие в восстании <…> На выступление я согласился, сказав, что мне, по всей вероятности, удастся собрать и повести за собой кучку прохожих <…> После падения Кронштадта я резко изменил мое отношение к Советской власти. С тех пор никто с подобными разговорами ко мне не приходил, и я передал все дело забвению <…>» Гумилев. Допросил Якобсон 18 августа 1921 года».
ДЗЕРЖИБАЕВ. Вполне достаточно для обвинения. Голубая кровь, офицерская честь… Интересно, он понимал, что этими показаниями затягивает петлю на своей шее?
АГРАНОВ. Не имеет значения. Он не мог по-другому. Эта публика меня поражает. Когда приходится лгать, лгут неумело, а поэтому весьма откровенны в той части правды, которую, по их разумению, невозможно поставить им в вину. Насчет голубой крови ты попал в точку. Понятие чести и верность слову – это слабое место интеллигенции, взявшись за которое мы эту зазнавшуюся сволочь поставим на колени и заставим жрать из наших рук. Правда, большую часть в качестве назидательного примера придется перебить…
ДЗЕРЖИБАЕВ. Вы хотели сказать, Яков Саулович, из рук пролетариата…
АГРАНОВ. Пролетариата? (Пожимает плечами.) Именно так я и хотел сказать!

Смеются.

ДЗЕРЖИБАЕВ. Хотите байку в тему, Яков Cаулович? Повязали наши одного очкарика-скрипача. Стоит такой «Юноша бледный со взором горящим» перед предГубЧека, товарищем Перебейбатько, - и что прикажете с ним делать? Для злодейской контры рылом не вышел, со скрипочкой в руках на террориста не тянет… Долго думу думал товарищ Перебейбатько, а потом возьми и спроси: можно ли этим смычком железяку какую перепилить? Улыбнулся мальчик, пошутить изволил: «Если приложить максимум стараний и иметь неограниченное время, то, наверное, можно»…
АГРАНОВ. Расстреляли?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Естественно! А в приговоре записано: «Признался, что пытался смычоком перепилить рельсу на железной дороге и устроить диверсию…»

Смеются.

АГРАНОВ. «Перебейбатько» фамилия? Надо запомнить… Просто и без затей! А то мудри, ломай голову… Вот и нынешнее дело… С пятью матросиками мы неплохо придумали…
ДЗЕРЖИБАЕВ. Не скромничайте, товарищ Агранов! (С пародийным пафосом.) Группа мятежно настроенных матросов готовит контрреволюционный переворот и приобщает к делам организации цвет питерской интеллигенции…
АГРАНОВ. Исполнение тоже было блестящим. А признайся, по какому принципу ты отбирал фамилии?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Да почему-то фамилия сенатора Таганцева всплыла…
АГРАНОВ (насмешливо). Не потому ли, что в доме Таганцевых в свое время останавливалась матушка Владимира Ильича, когда приезжала хлопотать за несостоявшегося цареубийцу Александра Ульянова?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Ничего себе! А я и не знал…
АГРАНОВ (после короткой паузы). Ладно, сие уже не важно… Ну и..?
ДЗЕРЖИБАЕВ. А дальше просто: друзья, знакомые, коллеги…
АГРАНОВ. А Гумилева не указал!
ДЗЕРЖИБАЕВ. Так я и говорю: «друзья, коллеги…» Удивляюсь вашей проницательности, Яков Саулович, - увидеть связь между Таганцевым и Гумилевым…
АГРАНОВ. Кто-то же должен был писать прокламации для кронштадтцев? И не абы кто, а человек авторитетный, талантливый. Кандидатура Гумилева наиболее соответствовала…
ДЗЕРЖИБАЕВ. Действительно… В списке поэтов на отстрел при любом раскладе имя Гумилева должно значиться первым…
АГРАНОВ. Если быть точным, первый не он… Канегисер, убийца Урицкого, писал неплохие стихи… И с Гумилевым был знаком…
ДЗЕРЖИБАЕВ. На фоне знакомства с Канегисером участие Гумилева в Петербургской Боевой организации выглядит весьма достоверным.
АГРАНОВ. Согласен. Горького об аресте Гумилева уже известили?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Конечно.
АГРАНОВ. Замечательно! Реального заступничества не будет. Особенно сейчас, после смерти Блока, которому слишком поздно выдали разрешение на выезд за границу… Замолвить словечко за Гумилева Горький, конечно, попытается, но… (Улыбаясь, разводит руками.) Неплохо бы запустить слушок о какой-нибудь инициированной Буревестником телеграмме с помилованием, которая, естественно, запоздает…
ДЗЕРЖИБАЕВ (вдохновенно). А если еще и… Узнав о смерти Гумилева, Владимир Ильич очень расстроится и скажет что-нибудь вроде: «Лучше помиловать десять врагов, чем расстрелять одного поэта»?
АГРАНОВ. А вот имя вождя, товарищ Дзержибаев, всуе попрошу не употреблять!

Смеются.

ДЗЕРЖИБАЕВ. А все-таки… Писал Гумилев прокламации?
АГРАНОВ. В принципе мог. Судя по его характеру… Опять же корнями он кроншдадтский и к мятежу симпатий не скрывал… Кто-нибудь да подтвердит, что прокламации эти видел. Влюбленные в поэзию Гумилева жаждут видеть в нем героя.
ДЗЕРЖИБАЕВ. В таком случае, Яков Саулович, нам-то какой интерес в расстреле Гумилева?
АГРАНОВ. Вопрос, надеюсь, риторический?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Но мы же не на митинге!
АГРАНОВ (встает, потягивается и, прищурившись, смотрит на Дзержибаева). Хм! А впрочем… Все равно тебя расстреляют раньше! (Прохаживается по кабинету.) Власть – штука мистическая! Цари древности обожествляли себя, назывались помазанниками Божьими… Нам, большевикам, апеллировать не к кому, поэтому основой нашей власти может быть только мистический ужас. Когда человек устрашится даже помыслить о том, что не вписывается в рамки регламентированного нами порядка. Поэзия же не вписывается ни в какой регламент. Если, конечно, сам поэт не обслуживает власть, как мой друг товарищ Маяковский… Не без наших с Осей и Лиличкой Брик усилий… Блок, попытавшийся в «Двенадцати» соединить поэзию с реальностью требованием от реальности существования по законам поэзии, умер от нервного истощения… «В белом венчике из роз» - надо же! Белый венчик из цветочков вместо тернового венца! (Находит на столе среди бумаг забытый Якобсоном портсигар, задумчиво вертит его в руках, раскрывает, предлагает угоститься папироской Дзержибаеву.)

ДЗЕРЖИБАЕВ берет сразу две и одну закладывает за ухо.
Оба закуривают, и словно бы машинально АГРАНОВ прячет портсигар в нагрудный карман кителя.

ДЗЕРЖИБАЕВ. Но ведь образ Христа символизирует святое дело революции!
АГРАНОВ. А революции оно надо? (Вальяжно усаживается в кресло.) И еще… Скажи, Дзержибаев, может ли Христос выглядеть кокетливым? А если у Блока не Христос, то кто? Вопросик такой явно напрашивается и, между прочим, жуткой контрреволюцией попахивает… (Любуется колечками табачного дыма.) Гумилев в такие игры не играл. Для него поэзия – это прежде всего мечта, которая позволяет поэту воспарить над реальностью и не бояться смерти. Он слишком горд и свободен, чтобы заигрывать с властью. И, заметь, Дзержибаев, с любой властью!
ДЗЕРЖИБАЕВ. А как же его монархические убеждения?
АГРАНОВ. Самодержавие не диктатура или тирания и не принуждает поэтов к славословию…
ДЗЕРЖИБАЕВ (задумчиво). «Диктатура или тирания…» Разве это ни одно и то же?
АГРАНОВ. Почти… Диктатура может быть клановой или классовой, а тирания – это всегда власть одного. Но разница несущественная. Более того, история доказывает, что любая диктатура неизбежно перерастает в тиранию… (Резко обрывает фразу.)

ДЗЕРЖИБАЕВ старательно отводит взгляд от АГРАНОВА
и делает вид, что увлечен игрой спичечным коробком, который он щелчками снизу пытается подбросить так, чтобы тот, крутанувшись в воздухе, встал на ребро. АГРАНОВ, какое-то время понаблюдав за происходящим, неожиданно прихлопывает в очередной раз подброшенный коробок, кладет его в карман и многозначительно грозит ДЗЕРЖИБАЕВУ пальцем.

ДЗЕРЖИБАЕВ (стушевавшись). Но, в таком случае, не скомпрометирует ли себя революционная власть казнью поэта?
АГРАНОВ. Ничего не поделаешь - традиция!
ДЗЕРЖИБАЕВ. Ах, да… Андре Шенье…
АГРАНОВ. А что? Казнь Андре Шенье превратила Французскую революцию из шабаша разнузданной черни в великую трагедию, а Францию - в Великую империю Наполеона! России предстоит нечто подобное… (Гасит окурок, откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди.) Военный коммунизм и гражданская война закончились. Тогда Гумилева не трогали – не за что было. Он не остался в Париже, не бросился сломя голову на Дон к Деникину, а вернулся в Красный Петроград. Сейчас хаос заканчивается и не опасный прежде гражданин Гумилев опасен в качестве поэта Гумилева. Совдепия становится исторической и географической реальностью, и назрела государственная – подчеркиваю: государственная! - потребность похоронить мечты о Мадагаскаре и озере Чад вместе с «угрюмым и упрямым зодчим Храма, восстающего во мгле…»
Пауза.

ДЗЕРЖИБАЕВ. Спасибо, Яков Саулович, вы сняли камень с моей души…
АГРАНОВ. Вот и проговорился! Наверняка ведь симпатизировал Гумилеву? На лекции ходил…
ДЗЕРЖИБАЕВ. Да. И сейчас симпатизирую. Настолько, что после «Заблудившегося трамвая» не могу вообразить его старцем, опочившем в бозе. Поэтому готов расстрелять собственноручно.
АГРАНОВ (многозначительно). Буду иметь в виду… (Поднимает с пола и ставит на стол объемистый бумажный пакет.) Ну что ж, товарищ Дзержибаев, потрудился ты неплохо… Здесь сало, каравай пшеничного хлеба, дюжина селедок, сухари, сахар и еще кое-какие мелочи… В два раза больше обычного, но тебе еще делиться с этим… (Перебирает листы «Дела Гумилева») «молодым человеком, высокого роста и бритым»… Зачем он тебе вообще понадобился?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Надо же поощрять в гражданах стремление сотрудничать с органами. В конце концов, именно благодаря этому бритому в деле есть зацепка для обвинения Гумилева…
АГРАНОВ. Полноте, батенька! На участие Гумилева в заговоре его показания никак не тянут. Максимум – на недоносительство. А я, например, просто не могу себе представить Гумилева, способным настучать на ближнего… Ты учти, товарищ Дзержибаев, большевистский террор тем и хорош, что в провокаторах и шпионах не нуждается. Достаточно слегка надавить - и каждый второй подпишет все, что мы ему продиктуем, а каждый третий проследит за каждым вторым и первым. Руководствуясь чувством пролетарского негодования против затаившегося врага… А тогда зачем вообще вознаграждение доносчику? Затратно и неоправданно…(С сожалением смотрит на пакет.)
ДЗЕРЖИБАЕВ. Предполагаете, юноша обидится?
АГРАНОВ. Обязательно обидится! Голову отвернет, благородный гнев изобразит во взоре… Но селедку возьмет! Вообще-то, система, которая плодит доносителей, весьма действенна: управлять ею легко и приятно. Одна беда - при удобном случае твой бритый и тебя заложит с потрохами…(Достает из портсигара новую папироску, закуривает, не глядя на Дзержибаева, и когда тот пытается взять папироску себе, защелкивает крышку и прячет портсигар в нагрудный карман.) А что вы, товарищ Дзержибаев, пакетик от себя отодвигаете? Померещилось чего? Берите, берите – не сомневайтесь. Побрезгуете сами скушать – на марафет сменяете… Кокаин нынче дорог!

ДЗЕРЖИБАЕВ с окаменевшим лицом встает, берет пакет и уходит.
ЗАТЕМНЕНИЕ.

Картина 6.
Я закрыл «Илиаду» и сел у окна.
На губах трепетало последнее слово.
Что-то ярко светило – фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.

Раннее утро. Две парковых скамейки рядом с Сенной площадью.
На одной сидя спят слепой ИНВАЛИД в офицерской шинели со споротыми погонами
и прижавшаяся к его плечу ДЕВОЧКА.
Выходят БЕСПРИЗОРНИК, сгибаясь под тяжестью мешка, и ТОРГОВКА (ЕВДОКИЯ ПАВЛОВНА).
БЕСПРИЗОРНИК сбрасывает мешок на землю.

ТОРГОВКА. Осторожнее!
БЕСПРИЗОРНИК. Да мешок дюже тяжелый, тетенька! Надо бы добавить…
ТОРГОВКА. Итак, считай, переплатила! Подумаешь, от вокзала до базара пудовый мешок дотащить!
БЕСПРИЗОРНИК. А могли и не дотащить…
ТОРГОВКА. Это ты о чем, архаровец?
БЕСПРИЗОРНИК. Да это я так, тетенька… Помню, батька мой – царствие ему небесное! – все удивлялся: отчего, мол, когда работаешь, с мешком муки двадцать шагов шагнешь - и передых требуется, а когда воруешь – с тем же мешком под мышкой бегом бегишь, легко через трехаршинный забор перепрыгивая?
ТОРГОВКА (с восхищением смотрит на Беспризорника). А ведь убедил, архаровец! (Достает из мешка буханку хлеба, отрезает горбушку.) Держи свою прибавку!
БЕСПРИЗОРНИК (жадно вгрызаясь в хлеб). Я, ежели что, всегда рядом, тетенька! И - всегда пожалуйста, со всем нашим старанием… (Садится на скамейку рядом с Инвалидом и Девочкой.)

ДЕВОЧКА, почувствовав во сне запах хлеба, беспокойно шевелится.
ТОРГОВКА садится на скамейку рядом и подолом прикрывает поставленный в ногах мешок.
ДЕВОЧКА просыпается и с кроткой завистью смотрит на БЕСПРИЗОРНИКА.

БЕСПРИЗОРНИК. Ну, чего уставилась?
ДЕВОЧКА. Вкусно?
БЕСПРИЗОРНИК. Хлеб как хлеб… (Отворачивается, но, передумав, ломает горбушку и отдает половину Девочке.)
ДЕВОЧКА. Мерси, то есть спасибо!

Выходит БОРИС и сразу направляется к ТОРГОВКЕ.

БОРИС (достает карманные золотые часы и неожиданно резко щелкает крышкой у Торговки перед лицом). Хотите узнать, который час, Евдокия Павловна?
ТОРГОВКА (вздрагивает). Явился, не запылился… Принес? (Рассматривает часы.) Неплохие часики… Полторы буханки, идет?
БОРИС. Полторы буханки хлеба за наградной брегет самого профессора Таганцева?! Увольте, любезнейшая Евдокия Павловна, но ваша цена кажется мне фантастически заниженной!
ЕВДОКИЯ ПАВЛОВНА. Такие уж нынче времена тяжелые, и я… (насмешливо) несмотря на все мое уважение к вам, не могу торговать себе в убыток.
БОРИС. Не хотите – как хотите! (Прячет часы в карман, отворачивается, но уходить не собирается.)
ТОРГОВКА невозмутимо лузгает семечки.

ДЕВОЧКА (Беспризорнику). Вы из цыган будете?
БЕСПРИЗОРНИК. С чего бы?
ДЕВОЧКА. Просто я никогда цыган не видела…
БЕСПРИЗОРНИК. Пошатаешься с мое по подвалам и чердакам – и ты на цыганку походить станешь!
ДЕВОЧКА. Не стану! У меня папа строгий! Он меня каждое утро заставляет умываться: хоть из фонтана, хоть из водосточной трубы…
БЕСПРИЗОРНИК. Из благородных значит?
ДЕВОЧКА (с подкупающей простотой). Ага!

БЕСПРИЗОРНИК и ДЕВОЧКА на время замолкают, доедая хлеб.
БОРИС решительно разворачивается к ТОРГОВКЕ.

БОРИС. Побойтесь Бога, Евдокия Павловна! Пользуясь моим безвыходным положением…
ТОРГОВКА. Не изображайте Родиона Раскольникова, любезнейший: я не старуха-процентщица! Часики эти не от вашего покойного батюшки единственная память и наследство. Знаю я, как они вам достались, поэтому к совести взывать не советую! Сами хороши - обираете людей под предлогом помощи их арестованным родственникам! Кстати, а никто еще не догадался, что не без вашей помощи арестованным?
БОРИС. Да как вы смеете?! Этот брегет я меняю по поручению вдовы профессора!
ТОРГОВКА. Вдовы?! Вы сказали: вдовы?
БОРИС (пожимает плечами). Это произойдет не сегодня-завтра…

Пауза.

БЕСПРИЗОРНИК (Девочке). Ты бы, благородная, того…
ДЕВОЧКА. Чего?
БЕСПРИЗОРНИК. Поменьше бы кичилась своим благородством, вот чего! И перестань выкать – мы не графья, к такому обращению не привыкшие!
ДЕВОЧКА (беспечно). Ладно, больше не буду… (Вздыхает.) Жалко, так быстро хлеб закончился…
БЕСПРИЗОРНИК виновато разводит руками.

ТОРГОВКА (Борису). Вам это доподлинно известно? Ах, да… У вас же связи в Чека!
БОРИС. Об этом – тс-с! (С гордостью.) Знали бы вы, какой человек пожимал мне вчера руку… (Закуривает.)
ТОРГОВКА оценивающе рассматривает портсигар в руках БОРИСА.

ДЕВОЧКА (Беспризорнику). Я, кажется, забыла вас… то есть тебя поблагодарить. Вчера у нас с папой был трудный день…
БЕСПРИЗОРНИК. Да чего там… И чем вы с батей промышляете?
ДЕВОЧКА. Нищенствуем… Ходим по вокзалам и толкучкам, папа на аккордеоне играет, я пою…
ДЕВОЧКА робко кладет голову на плечо БЕСПРИЗОРНИКУ.

ТОРГОВКА (Борису). Шеф жандармского отделения, его высокопревосходительство господин Зубатов, тоже не брезговал подавать руку филёрам. Перчатки, правда, с руки не снимал…
БОРИС. А позвольте полюбопытствовать, откуда такая подозрительная осведомленность?
ТОРГОВКА. Полноте, Борис! Спекуляция хлебом – вещь прибыльная, но опасная и невозможная без некоего попустительства со стороны правоохранительных органов в обмен на готовность сотрудничать… По мелочи, естественно… Куда уж нам, до вас, провокаторов!
БОРИС от возмущения теряет дар речи.

БЕСПРИЗОРНИК (Девочке). Нищенствуете? У батьки твоего выправка белогвардейская. Глаза, поди, у Юденича потерял? Или вы от буржуев кормитесь? Тогда вообще дохлый номер – сколько их, буржуев, осталось? Да и повыгребли у них все…
ДЕВОЧКА. Нет, папа был ранен на германской. Еще в шестнадцатом… А мама в девятнадцатом от тифа умерла…
БЕСПРИЗОРНИК. В девятнадцатом? Мои тоже. Отец, мама, две сестренки… (Не сдержавшись, украдкой вытирает глаза.)
ДЕВОЧКА тихо плачет. БЕСПРИЗОРНИК, воровато оглянувшись, достает из-за пазухи
узорчатый женский платок и неловко накидывает ДЕВОЧКЕ на плечи.

БОРИС (Торговке). Послушайте, вы! А что если я в нужном месте ваш афоризм о демократических манерах его превосходительства генерала Зубатова перескажу?!
ТОРГОВКА (стряхнув с ладони шелуху, достает из кармана новую горсть семечек, насмешливо). Семечек не хотите? (Протягивает семечки Борису, но словно бы не замечает с готовностью подставленной тем сложенной ковшиком ладони, и семечек Борису не достается.) Говорят, вы свою заветную тетрадочку со стишками Брюсову показывали, к Максиму Горькому на прием записывались… Так что, прежде чем пуститься в пересказы, подумайте: каково будет Брюсову узнать про вашу роль в деле Гумилева?
ИНВАЛИД вздрагивает.

Как вы ему двести тысяч советских рублей передавали. Как пытались всучить на хранение пакет с контрреволюционными листовками, в Чека подготовленный…
БОРИС. При чем здесь Гумилев?! И вообще, что ты об этом можешь знать, старая карга?!
ИНВАЛИД, не поднимая головы, перехватывает руками трость,
проверяя, сгодится ли она в качестве дубины.

ДЕВОЧКА (Беспризорнику). Мы постоянно на Сенной с папой выступаем, и тебя я здесь часто видела… Но той тетеньке, у которой ты с лотка яблоко стащил, я не сказала, в какую сторону ты побежал.
БЕСПРИЗОРНИК. Спасибо. Вообще-то, ворую я редко. Плохо получается… Чаще как сегодня: поднести чего, товар покараулить… Да еще газетами торгую. Корешок мой, Петька Кучерявый, с ночи у типографии в очереди стоит, вот-вот с газетами объявится…
Почувствовав, что отец не спит, ДЕВОЧКА выразительно подносит палец к губам
и поправляет фуражку на голове ИНВАЛИДА.
ТОРГОВКА (Борису). Да ничегошеньки я не знаю и знать не хочу. Ну, какой из тебя провокатор, Борис? Так, мелкий стукачок… И, стало быть, незачем нам с вами языками молоть, господин трепач! Часики на хлеб менять пришли? Вот и меняйте! Полбуханочки, так и быть, добавлю – за потраченное в досужем разговоре время! Решайтесь же, Борис!
БОРИС молча протягивает ТОРГОВКЕ часы, забирает у нее две буханки хлеба и собирается уходить.
ИНВАЛИД тростью преграждает ему дорогу.

ИНВАЛИД. Не проходите мимо, сударь, проявите милость к слепому ветерану империалистической войны и бедной сиротке!
БОРИС. Бог подаст! (Пытается уйти.)
ИНВАЛИД (неожиданно ловким и сильным захватом за воротник резко склоняет Бориса перед собой). А вы не торопитесь, сударь! (Многозначительно.) Я имел честь служить в полку Александровских драгун вместе с прапорщиком Гумилевым…
ТОРГОВКА встает, с трудом подхватывает мешок и торопливо уходит.

БОРИС. Ну и что? Уступи дорогу, калека!
БЕСПРИЗОРНИК (заходя Борису за спину). Слушай, фраерок, тебя же добром просят! А то учти - я классно умею подсечки делать!
ИНВАЛИД. Спасибо, юноша, но, право, не стоит… Да и вы расслабьтесь, товарисч Борис! Я просто предлагаю послушать пение моей дочери. (Девочке.) Спой, доченька, нашу любимую…
Едва ДЕВОЧКА встает, ИНВАЛИД швыряет БОРИСА на ее место.
БОРИС пытается сопротивляться, но, с ужасом обнаружив,
что трость ИНВАЛИДА угрожает его «причинному месту», замирает.

ДЕВОЧКА (трогательно сложив руки на груди, поет).
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам –
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
<…>
И умру я не постели
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
БОРИС встает, отламывает четвертинку хлеба, протягивает ее ДЕВОЧКЕ.
Выбегает ПЕТЬКА с пачкой газет в руках.

ПЕТЬКА (Беспризорнику). Нам свезло, Андрюха! Газетки в две цены разлетятся!
БОРИС, опустив голову, пытается обойти скамейку, держась подальше от ИНВАЛИДА.
ПЕТЬКА тут же садится на его место и разворачивает газету.
ПЕТЬКА. Слушай! (Читает.) «По постановлению Петроградской Губернской Чрезвычайной Комиссии от 24 августа сего года следующие активные участники заговора в Петрограде…»
ИНВАЛИД (перебивает). Посмотри, фамилия «Гумилев» в этом списке значится?

БОРИС останавливается и замирает.

ПЕТЬКА. Щас! (Водит пальцем по газетным строкам.) Гумилевич?
БОРИС (с волнением облизывает губы). Гумилев. Эн Эс.
ПЕТЬКА. Есть! Под номером тридцать: «Гумилев Николай Степанович, бывший дворянин, филолог, поэт, член коллегии издательства "Всемирная литература", беспартийный, бывший офицер. Участник ПэБэО, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией, <…> группу интеллигентов <…> получал от организации деньги на технические надобности". И подпись: "Президиум Петроградской Чрезвычайной Комиссии".

Пауза.
ИНВАЛИД наощупь находит БОРИСА, касается тростью его ног…

БОРИС (возмущенно). Как прикажете понимать?!
ИНВАЛИД (спокойно). Секундочку – сейчас поймешь…(Встает и красиво, по-офицерски, дает Борису пощечину.)

ЗАТЕМНЕНИЕ.



Картина 7.

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

В темноте резко звучит винтовочный залп. Сцена освещается.
Артиллерийский полигон близ Бернгардовки. Предрассветные сумерки. Туман.
Шатаясь на грани обморока, выходит МОЛОДОЙ КРАСНОАРМЕЕЦ,
роняет винтовку, падает на землю, закрывая голову руками…
Следом выходит ПОЖИЛОЙ КРАСНОАРМЕЕЦ, присаживается рядом, достает из заплечной котомки фляжку, делает из нее несколько глотков.

ПОЖИЛОЙ. Сомлел, Вологда? (Тормошит Молодого и, когда тот приподнимается, протягивает ему фляжку.) В первый раз..?

МОЛОДОЙ кивает и жадно прикладывается к фляжке.

Ты вроде не из нашего взвода… Новенький?
МОЛОДОЙ. Не… Я из Третьего… Земляк попросил подмениться – у его кумы именины…
ПОЖИЛОЙ. И ты, идиот, согласился?!
МОЛОДОЙ (на грани истерики). Земеля обещал, на сегодня ничего такого не намечается! (С яростью.) Вернется – я ему морду разобью!
ПОЖИЛОЙ. Физию за такое начистить обязательно надо. Только бесполезно – теперь ты на весь срок службы с нами.
МОЛОДОЙ (вскакивает). Как это?!
ПОЖИЛОЙ. Эх, Вологда, Вологда, святая простота! Кто-то ведь должен… На Петроградскую Чека один наш взвод кровью замаранный, и другим мараться незачем. А коли тебе такой козырь выпал…
МОЛОДОЙ. Но я из Третьего взвода!
ПОЖИЛОЙ. Переведут. Для тебя уже все одно – что один раз, что сто один…

МОЛОДОЙ всхлипывает.

По первости – оно каждому тяжело… Привыкнешь… Тут, главное, себя настроить: мол, не убивец я, потому как все по закону… И эти, которых мы… ну, того-самого… уже до ямы мертвые.
МОЛОДОЙ. А по мне, так я лучше другой раз сам на край ямы встану!
ПОЖИЛОЙ. Не встанешь… И перестань скулить! Думаешь, мне в удовольствие? Тут судьба: сегодня ты, а завтра… Кто знает? Это вон… (понижая голос) товарищ Дзержибаев с каиновой печатью на лбу ходит и когда-нибудь пулю ему в эту печать влепят обязательно. Я бы и влепил – рука не дрогнет…
МОЛОДОЙ (с вызовом). А у меня дрогнула!
ПОЖИЛОЙ. Да? (Растягивая слова на вологодский манер.) А этто, милой, ишо хуже!
МОЛОДОЙ. С чего бы?

Пауза.

ПОЖИЛОЙ (с остановившимся взглядом, глухо). Когда первых братишек клали, все как-то через пень-колоду пошло… Везли их по городу ночью, а они - орать: «Помогите! Нас расстреливать везут!» На место доставили, приказали могилу копать… Рев, истерика… Кто на конвой кидается, кто, лопаты побросав, к лесу бежать… Короче, похватали кого как, прикладами в яму столкали, постреляли сверху куда попало, землицей забросали – и на грузовики, от греха подальше… Утром приказ: на полигон снова… Приехали – земля ходуном ходит… Дзержибаев аж побелел, маузер из кобуры вытащил, марафетику в каждую ноздрю по доброй жмене заложил – и давай в землю шмалять… (Не договорив, расстегивает ворот гимнастерки.)

МОЛДОДОЙ трясущимися руками достает коробку папирос и, взяв одну,
протягивает ПОЖИЛОМУ. Закуривают.

МОЛОДОЙ. Хороший табак… Душистый.
ПОЖИЛОЙ. Малость слабоват. Пахитоски французские… Того офицера?
МОЛОДОЙ. А откуда еще? (Поперхнувшись дымом, кашляет.)
ПОЖИЛОЙ. Ты кури, не сомневайся – пачку он тебе отдал, вроде как на помин души…(Достает фляжку, отпив глоток, передает Молодому.)
МОЛОДОЙ. Мне почему-то фамилия его запомнилась: Гумелев… Николай Степанович. Или Гумилев… Шикарно умер… (Отпивает глоток и возвращает фляжку Пожилому.)
ПОЖИЛОЙ. Ребята из Особого отдела тоже о нем уважительно говорили…
МОЛОДОЙ. Интеллигенция!
ПОЖИЛОЙ. Да уж не тебе, Вологда, чета! Красивый человек - таких жалко…
МОЛОДОЙ. А какая разница – жалко не жалко? Сам же говорил!
ПОЖИЛОЙ. Ты, малый, неопытный еще… Я после смерти товарища Урицкого в органах. Насмотрелся, знаешь… И я тебе так скажу: кто смерти не боится и поверх мушки на стволе, как этот офицер, в твои глаза смотрит, тот и жил достойно.
МОЛОДОЙ. А чего он с контрой связался? Шел бы к нам — нам такие нужны! Другие пощады просили, а этот…

ПОЖИЛОЙ прислушивается, торопливо прячет фляжку и подносит палец к губам.
Выходит ДЗЕРЖИБАЕВ – веселый, с гармошкой под мышкой.

ДЗЕРЖИБАЕВ (насмешливо декламирует).
Вывеска… Кровью налитые буквы
Гласят: «Зеленная»,- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают…

Ну что, товарищи красноармейцы, лицо у меня красное? На коровью сиську похожее?
ПОЖИЛОЙ. Никак нет, товарищ комиссар!
ДЗЕРЖИБАЕВ. А как же:
В красной рубашке, с лицом как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне?

Пауза.

ДЗЕРЖИБАЕВ. Что он сказал перед тем, как..?
ПОЖИЛОЙ. Кто – он, товарищ комиссар?
ДЗЕРЖИБАЕВ. А будто ты не понял!
ПОЖИЛОЙ. А я, товарищ комиссар, контриков не слушаю!
ДЗЕРЖИБАЕВ (Молодому). А ты?
ПОЖИЛОЙ (предостерегающе дергает Молодого за рукав). А у товарища бойца уши от волнения заложило!
ДЗЕРЖИБАЕВ. А не заметили: он пальчиком себя по лбу не стучал, приговаривая: «Жаль, а ведь в этой голове что-то было»?

КРАСНОАРМЕЙЦЫ недоумевают.

Ч-черт! Как-то все не так! Драматизма не хватает! Ну, Николай Степанович, я ожидал большего! Всего лишь: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь»…

На мгновение сцена погружается в темноту
и раздается странный звук, похожий на удар колокола.
ДЗЕРЖИБАЕВ с подозрением смотрит на ПОЖИЛОГО КРАСНОАРМЕЙЦА.

Что ты сказал?
ПОЖИЛОЙ. Я? Когда?
ДЗЕРЖИБАЕВ. Только что!
ПОЖИЛОЙ. Ничего не говорил! (Украдкой крестится.)

Вновь тот же звук.

ДЗЕРЖИБАЕВ (дикими глазами смотрит на Молодого). А ты что сказал?!
МОЛОДОЙ. Молчал я, товарищ комиссар!
ДЗЕРЖИБАЕВ. Померещилось? А впрочем… хм! (Достает круглую коробочку, нюхает кокаин, и после короткой паузы берет в руки гармонь.) А не спеть ли нам ха-а-рошую песню, друзья? На слова раба Божия Николая, сына Степанова? (Играет и поет на довольно таки похабную мелодию.)
Из букета целого сирени
Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.
И за огненными небесами
Обо мне задумалась она,
Девушка с газельими глазами
Моего любимейшего сна…
Сердце прыгало, как детский мячик,
Я, как брату, верил кораблю,
Оттого, что мне нельзя иначе,
Оттого, что я ее люблю.

(Заканчивает песню заковыристым проигрышем.) И как вам песенка?
МОЛОДОЙ. Слова хорошие…
ДЗЕРЖИБАЕВ. Хочешь сказать, музыка и манера исполнения – дерьмо?
МОЛОДОЙ (торопливо оправдывается). И мелодия хорошая, запоминающаяся… Ежели в нашей деревне на гулянке – девкам понравится…
ДЗЕРЖИБАЕВ (усмехнувшись). Девки – это замечательно! Чтоб девкам понравилось – это самое главное! И тем не менее, товарищ красноармеец, музыка – дерьмо. В отличие от слов… Только слова… (кивает в сторону) его, а музыка моя! Специально для неискушенного слуха пролетариев и пейзан сочиненная! И спрашивается: кто из нас теперь у судьбы в любимчиках, если он валяется в яме, а я сижу рядом и пою песни на его стихи? «Конквистадор в панцире железном…» Аристократия духа, черт бы ее побрал! (Достает «конфискованную» в кабинете Якобсона книжечку рвет ее и бросает под ноги. На мгновение задумывается, поднимает обрывки книги и прячет в нагрудный карман. Нюхает кокаин, достает из кобуры маузер и уходит.)

ПОЖИЛОЙ поднимает не замеченную ДЗЕРЖИБАЕВЫМ страницу.

ПОЖИЛОЙ (читает).
Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

…Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь?
Но молчи: несравненное право
Самому выбирать свою смерть…

В стороне один за другим раздаются выстрелы.
ПОЖИЛОЙ каменеет лицом, МОЛОДОЙ становится на колени.
МОЛОДОЙ (страстно). Царице моя Преблагая, Надеждо моя Пресвятая, приятелище
сирым и странным Заступнице, бедствующих помоще и озлобляемых покрове, зриши
мою напасть, зриши мою скорбь: отвсюду искушением одержим есмь, а заступающаго
несть. Ты убо сама помози ми яко немощну, окорми мя яко странна, настави яко
заблуждша, уврачуй и спаси яко безнадежна. Не имам бо иныя помощи, ни инаго
предстательства, ни утешения, токмо Тебе, о Мати всех скорбящих и обремененных!
Призри убо на мя, грешнаго и во озлоблении сущаго, и покрый мя пресвятым
омофором Твоим, да избавлен буду от зол, мя обышедших, и восхвалю выну препетое
имя Твое. Аминь…
ЗАТЕМНЕНИЕ.
В полной темноте с интервалами гулко звучат еще пять выстрелов.
КОНЕЦ ДЕЙСТВИЯ.



© Ю. Лугин (Лукин Юрий Леонидович), 1958 г.р.;
188490 г. Ивангород Кингисеппского района Ленинградской области, ул. Садовая, д. 4 кв. 40,
тел. (813-75) 53-627
E-mai Lugin4@Ya.ru

Вернуться в «Статьи и ссылки»